Детство
Отец Достоевского происходил из древнего рода Ртищевых, потомков защитника
православной веры Юго-Западной Руси Даниила Ивановича Ртищева. За успехи было
даровано ему в Подольской губернии село Достоево, откуда и пошла фамилия
Достоевских. Но к началу XX века род их обеднел и захудал. Дед писателя, Андрей
Михайлович Достоевский, был уже скромным протоиереем в городке Брацлаве
Подольской губернии. А отец, Михаил Андреевич, закончил Медико-хирургическую
академию. В Отечественную войну 1812 года он сражался против наполеоновского
нашествия, а в 1819 году женился на дочери московского купца Марии Федоровне
Нечаевой. Выйдя в отставку, Михаил Андреевич определился на должность лекаря
Мариинской больницы для бедных, которую прозвали в Москве Божедомкой. В правом
флигеле Божедомки, отведенном лекарю под казенную квартиру, 30 октября (11
ноября) 1821 года и родился Федор Михайлович Достоевский. Мать и нянюшка
писателя были глубоко религиозными людьми и воспитывали детей в православных
традициях. Однажды трехлетний Федя по настоянию няни прочел при гостях молитву:
"Все упование мое, на Тебе возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим".
Гости умилились - "какой умный мальчик", а Федя испытал первое чувство
удивления, что слова молитвы разбудили людей. Отец был человеком суровым,
любившим во всем строгий порядок. Лишь матушка да нянюшка тешили детей. Вслед за
русскими народными сказками нянюшки Арины Архиповны явились книги. Жуковский и
Пушкин - прежде всего: их очень любила мать. Пушкина Достоевский знал чуть ли не
всего наизусть. Через некоторое время пришли Гомер, Сервантес и Гюго. Отец
устраивал по вечерам семейное чтение любимой им "Истории государства
Российского" М. Н. Карамзина и ревниво следил за успехами детей в учебе. Уже
четырехлетнего Федю он сажал за книжку, твердя: "Учись!" Михаил Андреевич
готовил детей к жизни трудной и трудовой. Он пробивал себе дорогу, рассчитывая
лишь на собственные силы. В 1827 году, за отличную и усердную службу, он был
пожалован орденом Святой Анны 3-й степени, а через год - чином коллежского
асессора, дававшим право на потомственное дворянство. Зная цену образованию,
отец стремился подготовить детей к поступлению в высшие учебные заведения.
Французский язык преподавал им Николай Иванович Сушар, латинский - сам отец. Но
дети осо-(*26)бенно полюбили уроки Закона Божия, которые проводил талантливый,
имевший дар слова дьякон из приходской церкви. Запомнились Федору Михайловичу
летние дни, деревенское раздолье: "Ничего в жизни я так не любил, как лес с его
грибами и дикими ягодами, с его букашками и птичками, ежиками и белками, с его
столь любимым мною сырым запахом перетлевших листьев". В детстве пережил мальчик
душевную драму, оставившую в нем неизгладимый след на всю жизнь. Любил он
девочку, дочку повара, чистой детской любовью. И вот однажды раздался страшный
крик в саду... Федя выбежал и увидел, что над ней склонились какие-то женщины,
говорили о пьяном бродяге. А девочка лежала на земле в изорванном беленьком
платьице, испачканном грязью и кровью. Побежали за отцом, но его помощи не
потребовалось: она скончалась, не дожив до девяти лет. И еще одно событие на всю
жизнь врезалось в память Достоевского. Это случилось в благоприобретенной
отцовской "усадьбе", сельце Даровом Тульской губернии. Стоял август, сухой и
ясный. Блуждая по лесу, находившемуся вблизи усадьбы, маленький Федор забился в
самую глушь оврага, в непролазные кусты. Там царило безмолвие. Слышно было
только, что где-то шагах в тридцати прочиркивали камушки по лемеху сохи одиноко
пашущего в поле мужика. "И теперь даже, когда я пишу это,- вспоминал Достоевский
спустя более сорока лет,- мне так и послышался запах нашего деревенского
березняка... Вдруг, среди глубокой тишины, я ясно и отчетливо услышал крик:
"Волк бежит!" Я вскрикнул и вне себя от испуга, крича в голос, выбежал на
поляну, прямо на пашущего мужика... - Ишь ведь, испужался, ай-ай! - качал он
головой.- Полно, р`одный...- Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.-
Ну, полно же, ну, Христос с тобой, окстись...- Я понял наконец, что волка нет и
что мне крик... померещился... - Ну я пойду,- сказал я, вопросительно и робко
смотря на него. - Ну и ступай, а я же вслед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! -
прибавил он, все также матерински мне улыбаясь..." Придет время, и образ
матерински улыбающегося мужика Марея станет опорой и основой "нового взгляда"
писателя на жизнь, "почвеннического" миросозерцания.
|
